Метла Маргариты. Ключи к роману Булгакова - Страница 75

Что же касается чисто человеческой слабости («сейчас же после обеда»), то вот пример из реальной жизни:

«Немирович потребовал от директора гостиницы „Интурист“ в Ялте, чтобы тот ему выслал в Байдары четверку лошадей, так как „сына Мишу“ может укачать машина…»

Да, размах… Интуристовская квадрига в самый разгар «Великого перелома» – все-таки не двуколка…

А вот интересная выдержка из письма Булгакова, направленного Елене Сергеевне как раз в тот период, когда готовилась последняя машинописная редакция романа (ее печатала под диктовку О. С. Бокшанская):

«Итак, все, казалось бы, хорошо, и вдруг из-за кулисы на сцену выходит один из злых гениев…

Со свойственной тебе проницательностью ты немедленно восклицаешь:

– Немирович!

И ты совершенно права. Это именно он <…>. Он здоров, как гоголевский каретник, и в Барвихе изнывает от праздности <…>. Хорошо было бы, если б Воланд залетел в Барвиху! Увы, это бывает только в романе!»

Здесь примечательным является то, что речь идет о Немировиче-Данченко в прямой увязке с фабулой диктуемого романа.

В этом же письме: «Эх, я писал тебе, чтобы ты не думала о театре и Немирове, а сам о нем. Но можно ли было думать, что и роману он сумеет принести вред».

На следующий день – цитируя слова О. С. Бокшанской (3 июня 1938 года): «Шикарная фраза: „Тебе бы следовало показать роман Владимиру Ивановичу“ <…>. Как же, как же! Я прямо горю нетерпением роман филистеру показывать».

Филистер… Тоже характеристика – булгаковская. Не наше, конечно, дело определять меру субъективизма в такой оценке. Но вот факт, запечатленный за несколько месяцев до этого в семейном дневнике (15 марта 1938 года, после смерти жены В. И. Немировича-Данченко):

«Немирович разослал отпечатанное в типографии письмо-благодарность за сочувствие. В нем такая фраза, например: „Как бы ни был мудр потерпевший такую утрату…“ А подписано письмо „Народный артист СССР Вл. Ив. Немирович-Данченко с сыном“.

Оля говорила, что В. И. хотел, чтобы это напечатали газеты, но там отказались – „за отсутствием места“, – и тогда он дал отпечатать в типографии. Конечно, и окружающие виноваты, что все время кричат ему о его „мудрости“, но и самому не грех бы подумать».

Показанная в романе взаимная подспудная неприязнь между «финдиректором» и «администратором», проявившаяся в ту злосчастную ночь, когда по наводке Варенухи Римский едва не лишился души, имеет свой жизненный аналог. О том, что отношения между Станиславским и Немировичем-Данченко, особенно в последние годы их совместной работы, были далеко не такими сердечными, как это может следовать из официозной догмы, свидетельств немало. Эти отношения нашли свое отражение и на страницах «Театрального романа». Полагаю, для их характеристики уместным будет привести еще одну выдержку из дневника Елены Сергеевны (13 апреля 1935 года):

«Из Олиных рассказов: У К. С. и Немировича созрела мысль исключить филиал из Художественного театра, помещение взять под один из двух их оперных театров, а часть труппы уволить и изгнать в окраинный театр, причем Вл. Ив. сказал:

– У Симонова монастыря воздух даже лучше… Правда, им нужен автомобильный транспорт…

Но старики никак не могут встретиться вместе, чтобы обсудить этот проект. К. С. позвонил Оле:

– Пусть Владимир Иванович позвонит ко мне.

Оля – Вл. Ив-чу. Тот:

– Я не хочу говорить с ним по телефону, он меня замучает. Я лучше к нему заеду… Тринадцатого хотя бы.

Оля – К. С.’у.

К. С.:

– Я не могу принять его тринадцатого, раз что у меня тринадцатое – выходной день. Мне доктор не позволяет даже по телефону говорить.

Вл. Ив. – Оле:

– Я могу придти шестнадцатого.

Оля – К. С.’у. К. С.:

– Жена моя, Маруся, больна, она должна разгуливать по комнатам, я не могу ее выгнать.

Вл. Ив. – Оле:

– Я приеду только на пятнадцать минут.

К. С. – Оле:

– Ну, хорошо, я выгоню Марусю, пусть приезжает.

Вл. Ив. – Оле:

– Я к нему не поеду, я его не хочу видеть. Я ему письмо напишу.

Потом через два часа Вл. Ив. звонит:

– Я письма не буду писать, а то он скажет, что я жулик и ни одному слову верить все равно не будет. Просто позвоните к нему и скажите, что я шестнадцатого занят».

Если помните, читатель, Варенуха показан в романе не таким уж плохим человеком. Это вампир Гелла нанесла администратору поцелуй, лишивший его не только тени, но и души.

Итак, сказав «А»…

Глава XXXIII. Рыжая ведьма за пишущей машинкой

Нагая девица… – служанка Воланда, фигура отчасти «декоративная»… не играющая своей роли в коллизии.
Г. А. Лесскис

«Куда пропала Гелла?» – Елена Сергеевна взглянула на меня растерянно и вдруг воскликнула с незабываемой экспрессией: «Миша забыл Геллу!»
В. Я. Лакшин

…К Sister Булгаков был не вполне справедлив.
Л. М. Яновская

В приведенном выше отрывке из работы В. Я. Лакшина речь идет о том, что в окончательной редакции в сцене полета Мастера и Маргариты с Воландом и его свитой для Геллы не нашлось места. Как видим, мнения о роли этого образа в романе высказываются различные (о том, что в процессе развития действия в романе некоторые черты Геллы раскрывают образ Маргариты, отмечено выше). Действительно, в одной из ранних редакций романа Булгаков включал ее в сцену полета: «Геллу ночь закутала в плащ так, что ничего больше не было видно, кроме белой кисти, державшей повод. Гелла летела как ночь, улетавшая в ночь».

При определении возможного прототипа этого образа невозможно обойти вниманием следующие обстоятельства.